Он встал как гусеница, подняв ноги — первую и третью, вторую и четвертую, — и осмотрелся вокруг. Хорошо быть на свободе! Почему он раньше этого не сделал? Много времени прошло с тех пор, как Джон Томас выводил его хотя бы на короткую прогулку.
Он еще осматривался, вдыхая воздух свободы, когда внезапно был атакован какой-то недружелюбной тварью, бешено лающей на него и визжащей. Ламокс узнал ее. Крупный английский дог, с хорошо развитой мускулатурой, который был беспризорным и свободно бегал по округе. Они часто обменивались через решетку оскорблениями. Ламокс ничего не имел против собак, за время своего долгого пребывания в поместье Стюартов он с несколькими из них вступил в светское знакомство и находил, в отсутствие Джона Томаса, приятную компанию. Но этот дог — другое дело. Он возомнил себя хозяином всей округи, задирал других собак, терроризировал кошек и неоднократно вызывал Ламокса на драку.
Сейчас Ламокс улыбнулся ему, широко открыл рот и тонким девчоночьим голоском, шедшим откуда-то глубоко изнутри, обозвал дога очень плохим словом. Собака оторопела. Скорее всего, она не поняла, что именно сказал Ламокс, но почувствовала, что ее оскорбили. Затем она пришла в себя и возобновила атаку, лая громче, чем когда-либо, поднимая отвратительный шум, бегая вокруг Ламокса и делая быстрые выпады с боков, пытаясь схватить его за ноги.
Ламокс стоял, приподняв туловище, и наблюдал за псом, не шевелясь. К своему первому замечанию он добавил замечание о происхождении собаки и ее привычках. Наконец, он утвердился в мысли, что этот дог — просто невыносимый тип. Но на седьмом круге пес оказался как раз на том месте, где располагалась бы первая пара ног Ламокса, встань он на землю всеми восемью конечностями. Ламокс неуловимо быстро наклонил голову, как лягушка, ловящая муху. Его рот раскрылся как дверца платяного шкафа, и поглотил дога.
Неплохо, решил Ламокс, разжевав и проглотив собаку. Совсем не плохо. А самая вкусная вещь — ошейник. Он немного поразмышлял, не возвратиться ли назад через решетку, после того как он немного перекусил, и притвориться, что вообще никуда не выходил? Но там были еще эти бесхозные розовые кусты, и нет сомнения, что Джон Томас не позволит ему выйти на такую прогулку еще раз. Он почти прокрался вдоль задней стены участка Стюартов и наконец свернул на участок Донахью.
Джон Томас Стюарт одиннадцатый, проводив Бетти Соренсон, вернулся домой как раз к обеду. Приземлившись, он заметил, что Ламокса нигде не видно, но решил, что его любимец спрятался в своем сарае. Мысли его были не о Ламоксе, а об общеизвестном факте, что женщины рассуждают нелогично, по крайней мере в том смысле, как это понимают мужчины.
Он собирался поступать в Западный Технологический. Бетти же хотела, чтобы они оба учились в университете штата. Он ссылался на то, что в университете нет интересующего его курса. Бетти настаивала, что есть, и в доказательство предложила обратиться к справочнику. Но он отказался, поскольку дело не в названии курса, а в том, кто преподает его. Дискуссия пошла по мелочам и дошла до того, что она заявила, что его личное мнение не является авторитетным.
Он, действуя автоматически, отстегнул свой ранцевый вертолет, думая все еще о нелогичности женского ума, и пристроил тот на отведенное ему место в прихожей, когда неожиданно его мысли были нарушены голосом матери:
— Джон Томас! Где ты был?
Он попытался угадать, что за этим скрывается. Было плохим признаком, когда мать называла его «Джон Томас». «Джон» или «Джонни» было хорошо, неплохо было даже «Джонни, мальчик». Но «Джон Томас» обычно означало, что его заочно уже обвинили, судили и приговорили.
— Ну мам, я же говорил тебе за завтраком. На прогулке с Бетти. Мы летали к…
— Это меня не волнует! Знаешь, что этот зверь наделал?
Так вот в чем дело! Ламокс. Он надеялся, то это не из-за сада матери. Может быть, Лами всего лишь опять перевернул свой дом? Если это так, то мать скоро успокоиться. Может, построить ему новый, бóльших размеров?
— Что-нибудь случилось? — осторожно спросил он.
— Случилось что-нибудь? Лучше спроси, чего не случилось. Джон Томас, на этот раз тебе все же придется избавиться от него. Это была последняя капля.
— Да будет тебе, мама, — возразил Джон Томас. — Мы не может избавиться от Лами. Ты же ведь обещала папе.
Она не дала прямого ответа.
— Когда полиция названивает каждые десять минут, а этот опасный зверь буйствует в округе и…
— Погоди минутку, мама. Лами не опасен. Он ласковый, как котенок. Что случилось?
— Всё!
Постепенно он вытянул из нее некоторые подробности. Ламокс вышел прогуляться, с этим понятно. Джон Томас надеялся, хотя и без уверенности, что Ламоксу не попались железо и сталь, пока он гулял. Действие железа на его обмен веществ взрывоподобно. Как-то раз Ламокс съел подержанный бьюик…
Мысли его были прерваны словами матери:
— А миссис Донахью просто в бешенстве. И есть, из-за чего. Ее призовые розы…
О, это уже плохо. Он попытался вспомнить, сколько точно денег на его банковском счете. И придется также принести свои извинения и придумать, как умаслить эту старуху. А кроме того, он нахлопает этому Ламоксу по ушам. Ламокс знал о розах, и нет ему оправдания.
— Послушай, мама, мне очень жаль. Сейчас я пойду и вобью хоть немного разума в его дурацкую голову. Когда я с ним поговорю, он не осмелится даже чихнуть без моего разрешения. — Джон Томас начал постепенно продвигаться к двери.
— Ты куда пошел? — спросила мать.