— Тогда какой же смысл прятать его в шахте?
— Чтобы выиграть хотя бы день или два. Потому что я собираюсь вытащить его из этого затруднительного положения.
— Каким же образом?
— Мы спрячем его в городе.
— Что? Девочка, на тебя, должно быть, действует высокогорье.
— Да, в городе, где-нибудь под крышей, потому что это единственное место в мире, где они не будут его искать. Может быть даже в парниках мистера Ито.
— Да ну? Теперь-то я точно знаю, что ты сошла с ума.
— Ты можешь предложить какое-нибудь более надежное место? Сын мистера Ито кажется мне вполне подходящим для того, чтобы с ним можно было договориться. Не далее как вчера я весьма неплохо с ним побеседовала, притворяясь, что слушаю его с восхищением. Один из их парников как раз подойдет. Может быть, он окажется немного тесноват, но ничего не поделаешь, выбора все равно нет. Сквозь матовое стекло парников ничего не видно, и никому даже в голову не придет, что Лами может быть внутри.
— Не представляю, как тебе удастся все это проделать.
— Просто положись на меня. Если я не договорюсь о парнике — а я наверняка договорюсь, — то найду где-нибудь пустой склад или что-то в этом роде. Лами мы оставим сегодня на ночь в шахте, а я полечу назад и все устрою. Завтра вечером мы с Лами вернемся назад и…
— Да? Нам потребовалось две ночи, чтобы добраться сюда, и большую часть этой ночи займет путь до шахты. Как же ты сумеешь доставить его в город за одну ночь?
— Как быстро он сможет двигаться, если будет стараться изо всех сил?
— Да на нем никто не удержится, если он помчится галопом, даже я.
— Я не буду ехать на нем верхом. Я буду лететь над ним и говорить, когда увеличивать скорость, когда уменьшать и предупреждать о поворотах. Может быть, часа за три… и еще час на то, чтобы спрятать его в парниках.
— Ну, не знаю… Может быть, это и удастся сделать.
— Обязательно удастся, потому сделать это необходимо. Иначе вас поймают.
— А почему бы мне просто не вернуться домой?
— Нет. Это все равно что добровольно сдаться. Когда они тебя здесь поймают, нужно сказать, что ты занимался самостоятельными поисками урана. У меня есть с собой счетчик Гейгера. Ты скажешь, что не знаешь, где Ламокс, что ты простился с ним и предоставил его самому себе. И потому удалился сюда, чтобы забыть обо всех своих неприятностях. Тебе придется говорить убедительно. И не позволяй им использовать детектор лжи.
— Да, но… Послушай, какой во всем этом прок? Лами не может навсегда остаться в оранжерее.
— Мы просто выиграем время. Сейчас они готовы убить его, как только его увидят — и действительно это сделают. Поэтому мы будет держать его от них подальше, пока ситуация не изменится…
— Мне кажется, все же лучше было бы продать Ламокса музею, — сказал Джон Томас несчастным голосом.
— Ох, твоя сообразительность все еще осталась на прежнем, крайне невысоком уровне, Джонни. Слушай… помнишь ли ты решение по делу «Лебедя»?
— Решение по делу «Лебедя»? Мы когда-то проходили его, в начальном курсе обычаев цивилизации.
— Да, верно. И в чем же заключается этот прецедент?
— В чем? Это что, экзаменовка в середине семестра?
Джон Томас нахмурился и попытался припомнить.
— Гм-м… Существа, которые обладают речью и способностью манипулировать предметами, должны считаться разумными, и потому обладают всеми человеческими правами, за исключением тех случаев, когда со всей определенностью доказано, что они таковыми не являются…
И вдруг он понял.
— Эй! А ведь они теперь не могут убить Ламокса — у него есть руки!
— Э-э, ты слишком забегаешь вперед, — предупредила Бетти. — Знаешь старую шутку о том, как адвокат одного человека стал убеждать своего клиента, что нельзя посадить в тюрьму за то, что он сделал?
— А что он сделал?
— Это неважно. Во всяком случае, его клиент в ответ заметил: «Но, господин адвокат, ведь я разговариваю с вами уже из тюрьмы!» Я хочу сказать, что решение по делу «Лебедя» — это всего лишь теория, а нам нужно сделать так, чтобы Ламокса не удалось найти до тех пор, пока мы не добьемся нового суда и пересмотра решения.
— Да, понимаю. Думаю, ты права.
— Я всегда права, — с гордостью признала Бетти. — Джонни, я ужасно хочу пить. Думать — это тяжелая работа, мне после нее всегда хочется пить. Ты не приносил сюда воду из того ручья?
— Нет, не приносил.
— А ведро у тебя есть?
— Да, где-то было.
Он порылся в карманах, нашел его и вытащил. На минуту задержался, расправляя, придавая ему форму, затем сказал:
— Сейчас принесу воды.
— Нет, дай я сама. Мне хочется размяться.
— Доставка грузов по воздуху?
— Не поучай бабушку.
Она взяла ведро и спустилась вниз по холму, придерживаясь деревьев до тех пор, пока не достигла берега. Джонни смотрел на ее статную фигуру, когда она шла, освещенная лучами солнца, проникающего сквозь листья, и думал, какая же она хорошенькая. И голова у нее работает не хуже, чему у мужчины, и внешность приятная. Да, эта проныра — девчонка что надо.
Она уже возвращалась, осторожно неся пластиковое ведро.
— Ну, давай, — предложила Бетти.
— Сначала ты.
— Я уже напилась из ручья.
— Ладно. — Он сделал большой глоток. — Знаешь, Бетти, не будь ты так упряма, была бы отличной девчонкой.
— Это кто из нас упрямый?
— И, кроме того, у тебя очень красивое лицо, — продолжил он. — Если ж не принимать во внимание эти два недостатка, ты, в общем-то, не…