— Отец Драйзер! Что за ужасная манера говорить!
Он остановился и присмотрелся к ней.
— Да это Бетти Соренсон!
— Ну конечно. И должна сказать, шеф, что когда обучалась у вас в воскресной школе, никогда не думала, что доживу до того, что услышу, как вы разговариваете на таком языке. И если это образец для подражания, я думаю, что…
— Девушка, попридержите язык.
— Я? Но это вы использовали такие выражения…
— Тихо. С меня на сегодня хватит. Давай, заводи свой вертолет и выметайся отсюда. Это официальное дело. Так что — уматывай.
Она посмотрела на Джона Томаса и подмигнула. Затем сделала невинное лицо.
— Нет, шеф, я не могу этого сделать.
— Это почему же?
— У меня закончилось горючее. Это было аварийное приземление.
— Бетти, не говори мне неправду.
— Я? Неправду? Ну что вы, святой отец Драйзер.
— Вот я тебе сейчас почитаю псалмы! Если твои баки пусты, слезай с этого чудовища и шагай домой. Оно опасно.
— Лами опасен? Да Лами мухи не обидит. И кроме того, вы хотите, чтобы я пошла домой одна? По загородной дороге? Когда почти темно? Вы меня изумляете.
Драйзер плюнул и закрыл окно. Бетти выпуталась из своей экипировки и уселась на широкое сиденье, которое Ламокс устроил для нее без напоминаний.
Джон Томас посмотрел на девушку.
— Привет, проныра!
— Привет, тугодум!
— Не знал, что ты знакома с шефом.
— А я со всеми знакома. Слушай сюда. Я примчалась на всех парах, спотыкаясь и падая, как только услышала по радио эту новость. Ты и Ламокс не сможете сами выкрутиться из этого положения, даже если большую часть хлопот возьмет на себя Ламокс — поэтому я и здесь. Так что давай рассказывай все подробно, ничего от меня не утаивай.
— Ловкий Алек!
— Не трать время на комплименты. Это, вероятно, последний шанс на приватное обсуждение перед тем, как они хорошенько возьмутся за тебя, поэтому лучше говори быстрее.
— Ха! Ты кто такая? Адвокат?
— Я больше, чем адвокат, мои мозги не забиты застарелыми прецедентами. Я могу творчески подойти к данному вопросу.
— Ну ладно… — Джон Томас действительно в присутствии Бетти чувствовал себя увереннее. Теперь они с Ламоксом не одни против враждебного мира. Он рассказал ей всю историю, а она внимательно выслушала.
— Кто-нибудь пострадал? — наконец спросила она.
— Не думаю. Во всяком случае, они мне не сказали.
— Если пострадал — непременно сказали бы, — она села прямо. — В таком случае, нам не о чем беспокоиться.
— Как? Разрушений на сотни, а может быть, на тысячи! Хотел бы я знать, что ты называешь беспокойством.
— Лишь бы из людей никто не пострадал, — ответила она. — Все остальное можно уладить. В крайнем случае, Ламоксу придется обанкротиться.
— Ха! Глупая мысль.
— Если ты думаешь, что это глупо, то ты никогда не был на суде.
— А ты?
— Не отклоняйся от предмета разговора. Как бы там ни было, на Ламокса совершено нападение опасным оружием.
— Это не причинило ему никакого вреда, только слегка обожгло.
— Не имеет значения. Это, несомненно, вызвало у него сильное психическое потрясение. Я не уверена, что он несет ответственность за все то, что случилось потом.
— Ты не против, если я тоже буду так считать?
— Нет, но пока я не увижу, как повернется дело, не будь слишком самоуверенным.
Шествие в молчании двигалось к дому Стюартов. Когда они остановились, Бетти дала Джону Томасу дополнительный совет.
— Ничего не признавай. Ничего. И ничего не подписывай. Позвони мне, если тебе понадоблюсь.
Миссис Стюарт встречать их не вышла. Шеф Драйзер вместе с Джоном Томасом осмотрели дыру в решетке, и Ламокс при этом нависал над их головами. Шеф патруля молча смотрел, как Джон Томас взял веревку и привязал ее поперек дыры.
— Ну вот, теперь он не выберется.
Драйзер от изумления раскрыл рот.
— Ты в своем уме, сынок?
— Вы не понимаете, сэр. Решетка не остановит его, даже если мы ее починим… нет, если он захочет выбраться, то сделает это. И я знаю, что удержать его не сможет ничто. Но вот эта веревка — сможет. Ламокс?
— Да, Джонни?
— Видишь эту веревку?
— Да, Джонни.
— Если оборвешь ее — я оторву твою глупую дурацкую башку. Понял?
— Да, Джонни.
— Ты никогда больше не будешь выходить со двора, если я не беру тебя с собой.
— Хорошо, Джонни.
— Обещаешь? Клянешься на сердце?
— Клянусь.
— В действительности-то, никакого сердца у него нет, — продолжал Джон Томас. — У него децентрализованная циркуляционная система кровообращения. Это как…
— По мне, пусть даже у него будут хоть центробежные насосы, пока он остается дома.
— Он останется здесь. Лами никогда еще не нарушал клятву на сердце, хотя у него и нет такого органа.
Драйзер покусал большой палец.
— Ладно. Я оставлю здесь на ночь человека с портативной рацией. А завтра привезем несколько тавровых стальных брусьев вместо этого дерева.
Джон Томас хотел сказать: «Нет, только не сталь», но сдержался.
— Что-то не так? — спросил Драйзер.
— Нет, ничего.
— А ты тоже приглядывай за ним.
— Он не выйдет отсюда.
— Лучше б не вышел. Ты понимаешь, что вы оба под арестом, да? Но я не могу запереть это чудовище.
Джон Томас не ответил. Раньше он этого не понимал, теперь увидел, что это не вызывает сомнений. Драйзер продолжал более мягко:
— Постарайся не волноваться. Похоже, ты хороший парень, и все отличного мнения о твоем отце. Теперь мне надо пойти в дом, поговорить с твоей матерью. Тебе лучше побыть здесь до прибытия моего человека… И представишь его, что ли, этому… — он с сомнением взглянул на Ламокса.